Поездка в Ялту март 2007

23 марта. День визгливых памперсов.
Это день отъезда. Хорошо уезжать из опостылевшего Киева с надоевшей погодой, не говоря уж о работе. Плохо только одно: «Знаете ли вы, что один ребенок из трех склонен к неуправляемой истерике? – Конечно, знаю. Он всегда едет со мной в купе».
Вот и сейчас...
Даже стука колес не слышно. «Нашо знимать памперсы?! Ты ж уписяесся!!» – «Не уписяюсь!!! Аааа!!!» Сидя на верхних полках, мы не могли бы разговаривать в таком оре, и потому стучим по клавиатуре, перебрасывая друг другу ноутбук. Но его мощность на исходе, и один из нас предлагает телепатировать. Второй отвечает, что у него в голове пишут «Найдено новое оборудование» – и дальше драйверов требуют...

24 марта. День наказанных жаб.
Это день приезда. Хорошо приезжать в Ялту! Плохо только одно: гостиница Крым старая и советская. Номеров за $18 в сутки не осталось, есть только за 34. Просыпается жаба – страшное животное, кто понимает.
Идем искать гостиницу, отрытую в интернете. Ищем, ищем, а она прячется где-то около музея Леси Украинки. Никаких опознавательных надписей. Наконец звоним по телефону, и к нам выходит экономка... из самого музея. Оказывается, половина исторического дома – музей, а вторая сдана под гостиницу.
Нас заводят прямо в номер так, будто мы тут уже того... как само собой. Всё имеется, и теплый пол в санузле, и кровать размером с Куликово поле... Невозможно не остаться здесь: ровно 110 лет назад тут жила поэтесса, а теперь вот мы! Но номер стоит в сутки $50. Жаба наказана.
Гуляем до изнеможения. Все время встречаем одного и того же велосипедиста на шоссейнике, не иначе, он нас преследует. Отдыхаем на лавочке на ул. Чехова, вдруг к нам подходит бабушка и требует подтверждения, что работать надо мало, а отдыхать много. Горячо соглашаемся с безумной старушкой.
Кроме старушек и велосипедистов, нас преследуют пальмы и полуразрушенные дома. Тут всё какое-то полуразрушенное, полузасыпанное, потрескавшееся, как живопись трехсотлетней давности. Выдвигаем гипотезу о регулярных выпадениях на Ялту метеоритных дождей. А что, похоже.
Между прочим, как компенсацию за дороговизну гостиницы нашли кондитерскую с социалистическими ценами: пирожные по трети доллара, столько же чай. Сгоряча кое-кто из нас объелся пирожных.

25марта. День переведенных стрелок.
Это день, когда все уже перешли на летнее время, а мы – нет. Ну не сказали нам. В Алупкинском парке ручные белки и даже дрозды. Дворец Воронцова мрачен и эклектичен. Зато маршрутное такси показывает нам всю Большую Ялту с высоты и с разных ракурсов. Поражает несоразмерность гор и моря с человеком. Несопоставимы они с нами, как одна буква с библиотекой. К горам идешь, идешь – а они все так же далеки. Горизонт, но горизонт вздыбленный, взбесившийся. И они неправдоподобно высоки. Поднимаешь голову, задираешь ее все выше, а нужно еще выше, и кажется, эта стена сейчас на тебя упадет.
Особенно пугают нависшие над крымскими дорогами-серпантином камни и скалы. А если свалятся? Но горы пугают в большей степени не возможностью падения камней, а несуразностью масштабов. Слишком, запредельно большие. Как динозавры среди муравьев.
Смотришь на горы, твой взгляд отскакивает от них, хочется отклониться назад, опереться на что-нибудь. А не на что. Позади – море, вторая странная стихия. Оно поражает масштабами ширины и дали. Едешь вдоль него часами, а оно все то же. И глубина, какая там глубина?!
Ялта существует на узкой полоске реальности между горами и морем. Кажется, человек успешно противостоит стихиям гор и моря. Вот же – возвели то... построили это... Это только кажется. Потому что людей много и они часто сменяются. Вырастают и умирают, мелькают – поколение за поколением. А гора стоит одна, как стояла. И море – одно. Люди пытаются пустить корни, но надолго ли? Камень трескается, деревья гнутся под ветром. Проложенные в горах дороги засыпает камнепадом или сдвигает оползнями. Все мы дети Сизифа. Боремся всю жизнь с хаосом, и в конце видим, что он смыкается вокруг нас, и расчищенная площадочка такого же размера, как в начале... Кстати, в Алупкинском парке были указатели: «Хаос большой» и «Хаос малый».

26 марта. День ветра.
Солнечно. Дует. Кажется, сейчас сдует с головы прическу. Море ревет, шипит и выбрасывает вверх огромные белые брызги. Геройски лазили по Ласточкиному гнезду над пропастью. В Ливадии хотели перекусить, но не тут-то было: понедельник. Все закрыто.
Видели кошку, которая возле входа в кафе ела с салфетки. Поела, вытерлась салфеткой и унесла ее с собой, чтобы выкинуть метров через триста в ближайшую урну.
Придумали двух динозавров: бижутерия и кафетерия.
Видели орла, когда ехали в Ласточкино гнездо. Он при виде маршрутки вспорхнул с алюминиевого дорожного барьера. Может, он своим хищным глазом высмотрел в автобусе подходящую добычу? И теперь будет лететь за машиной, преследовать... Потом и в Ялте станет преследовать, и даже в Киеве.
Волны на набережной со всего маху бьют в камень, и брызги от особенно сильных ударов подымаются над прохожими. Из окна пиццерии видны время от времени выскакивающие над мостовой белопенные шапки. Выскочит волна – и снова нет ее несколько минут. Это похоже на подпрыгивающих любопытных ребятишек, которые стараются заглянуть через забор.
– Что они пьют, там, эти двое за стеклом? – спрашивает первая, но не успевает увидеть: исчезает.
– Вино, – уточняет вторая волна.
– Кажется, алиготе, – цокает языком третья.
– И черный мускатель, – добавляет четвертая.
Потом их долго нет, потому что ветер слабеет. И наконец одна, особенно мощная, взлетающая высоко над набережной и даже по пути окатившая нескольких человек, с завистью сообщает остальным:
– А еще они едят пиццу из морепродуктов…
...
От гуляния устали все гулятельные органы.

27 марта. День Пштемуцля.
Это день отъезда. Хорошо уезжать из надоевшей и хорошо изученной Ялты! Хорошо вернуться в родной Киев! Одно плохо: поезд вечером, надо куда-то деваться. Поехали в Массандру, ничего не нашли, свернули в Никитский ботанический. Там видели много чего. Бамбуковую рощу, корешки роз (воображение хорошо тренируется), местного кота, залезавшего в рот и требовавшего сыра. Видели табличку «Детство» на вскопанной клумбе. Разыгравшееся воображение спрашивает: кого, мол, здесь похоронили? – просим воображение заткнуться и не мешать.
Перед поездом в Симферополе увидели в магазине сувениров приборчик такой для мелодичного перестукивания под воздействием сквознячка. «Поющий ветер», что ли. Их много разных. Но такого мы не видели. Его оседлала мохнатая птица. Когда бамбучины качаются, она кивает клювом. Купили птицу и нарекли ее Пштемуцлем, благодаря прочитанной недавно вещице Лема «Путешествие профессора Тарантоги»...
Что такое Пштемуцль? Вы что, Пштемуцлей никогда не видели? Tweet

0 комментариев - Комментировать